Мартовское солнце стучит всеми кулаками в городские аквариумы. И в старый снег стекает море лишнего ультрафиолета. Этим поздним утром пассажиры спят, склонившись, как куры, на одно ухо. Осенняя депрессия переходит в весеннюю компрессию: 'Благодарим за поездку, уважаемые, но сейчас мы уже, слава муниципалитету, всплываем...'.
Зайка вся в черном, до самого нижнего слоя, как роза в чернильнице. Она дышит мелким счастьем и еще не знает, что влюблена. В сумочке - начатый пакет сока, 'I - все-о-о что ты лю-убишь'. Да, сегодня ей нравится все, даже липкая автобусная песня и лоскут ветра, испачканный соляркой. По такому утру хочется ехать далеко-далеко...
Но дверь открыта, и нужно выйти. Зайка работает в магазине здоровья на одной изнаночной улице, в десяти остановках от дома. Каждое утро снимает пальто и шляпку, надевает бейдж 'Изольда' и ждет покупателей.
Он вошел и жизнь остановилась. В первый свой приход Он, кажется, даже ничего не сказал. А потом три недели - R. R... R. R: Он стоит на остановке и курит. Смотрит на меня и чуть не плачет. С серого потолка на нас понемножку сыплется штукатурка. Лицо такое красивое у Него... только рост маловат... Глаза красные, нет, они голубые... но почему-то красные. Двадцать килограммов пауэрлифтинга и руны на плече. Имя Одина. 'Один-один-где-ты-был...'.
Иногда он заходил за ней в магазин, покупал немного здоровья, майку там или банку корма для своей физической культуры. Эта культура, была, собственно, единственным его другом и домашним животным. Он повторял окончания зайкиных фраз, как эхо. И она помнила резонанс Его голоса в позвоночнике. А о чем шла речь - не помнила. Таким образом, не было повода для выяснения отношений. Да и времени вечно не было.
Время пришло в себя только когда однажды, в облаке мрачной решимости, Зайка пролетела мимо. И из окна троллейбуса, проедающего дорогу в противоположную сторону, увидела Его в дымном нимбе, ларек, телефонную будку и чернеющую арматурой остановку. В этот раз он ее не заметил.
Потом был день, когда она вышла из магазина, сжимая окровавленный обломок стрелы с лейблом 'Amur', застрявший в черном корсете под адидасовской формой месяц назад. Бросила прозрачную половинку Ему под ноги, не глядя: 'Пожалуйста! (это все, что у меня было твоего!)'. Он протянул пакет с двумя непрочитанными книжками: 'Спасибо (большое)'.
Еще был день, когда они сделали вид, что не знают друг друга.
А потом было много разных дней. Первые годы Зайка часто приходила на эту остановку, стояла в телефонной будке ровно столько, сколько горит сигарета.
Но дом снесли, магазин закрыли. Она переехала. Черное больше не носила. Постепенно изменились имя, цвет волос и лицо. Думая о себе - представляла гигантскую мясорубку, прокручивающую гигантские порции всякого хлама. Ее не пугали взрослые трудности, а только детский вопрос: 'зачем?'. Еще пугало воспоминание о той власти, которую имел над ней, в сущности, незнакомый человек. Давно, когда интернета было мало, а мобильные телефоны были просто телефонами без проводов.
Но однажды, в предновогодний день, она купит в игрушечном отделе костюм Ангела. Поднимется на самую высокую крышу, какая найдется в городе, наденет свое черное платье и проволочные крылья, и полетит мимо дорог, мимо витрин, мимо сбившихся набок облаков и мимо всего, что напоминает о том, как правильно она тогда поступила...